УНИЧТОЖЕНИЕ «ВЕЛИКОГО И МОГУЧЕГО»

Автор: Андрей ВЫПОЛЗОВ
12.02.2021

История с футболкой на хрупком стане новоиспеченного министра культуры Ольги Любимовой, без преувеличения, потрясла наше общество. И пусть защитники министра приводят контраргументы, что майка с «Идите на ...» была надета задолго до минкультовской карьеры, что первым вой подняли либералы, потому что Любимова отказалась финансировать фильм о русофобствующем Макаревиче и его «Машине времени», следует констатировать, что табу на мат – ключевой и вековой духовно-нравственный запрет в нашей стране – сегодня фактически отменен. Подобная «свобода слова» вкупе с массовым внедрением в нашу лексику тюремного жаргона и англицизмов уже приводит к обнищанию, обмелению русского языка. Цель – ни много ни мало – исчезновение «великого и могучего» с планеты Земля. А без русского языка не будет и русского человека, убежден специальный корреспондент «Совершенно секретно».

Матерились в России испокон веков. Крепкое словечко заставляло работать не то что человека – машину! Собственно для этих целей – побуждать в экстремальной ситуации, а не демонстрировать псевдосвободу – русский мат и создан (второе предназначение – эмоциональная разрядка). Сложно себе представить ненормативную лексику в сокровенной обстановке, например, когда ты шепчешь своей любимой сладкие слова.

БРАНЬ НАПОКАЗ

Да, матерились, но всегда высилась железобетонная стена между внутрицеховым сквернословием (условно говоря, от школьников до профессоров) и бранью напоказ – в литературе, искусстве, вообще в публичной плоскости. О письменном мате не могло быть речи в принципе, разве что на заборах и в туалетах. И это было не лицемерие, как сейчас пытаются убедить иные творческие деятели, а уважение как к русскому языку, так и к человеку, на нем разговаривающему. Например, я, воспитанный на таких советских устоях, до сих пор не могу бросить матерного слова в присутствии своих родителей. Хотя мне уже сорок пять. Не потому, что это неприлично, а потому, что знаю, что маме станет неприятно от таких сыновьих слов. Точно так же, когда какой-нибудь шапочно знакомый чиновник тет-а-тет начинает сыпать матюками, считаю, что он оскорбляет в первую очередь собеседника, потому что полагает, что я такой же матершинник.

Сегодня очевидно одно: то, что считалось недопустимым еще 5–10 лет назад (не говоря уж о советском времени), теперь является нормой, представленной «игрой слов», «перчинкой» и прочее. Симптоматично, что падение культуры продемонстрировала нам собственно министр культуры с этой дурацкой майкой. Это уже символ и диагноз. Но, будем честны, кукловодами в деле публичного снятия табу на мат стали, прежде всего, телекумиры. Год назад, например, Иван Ургант записал новогоднее юмористическое шоу под названием «Голубой Ургант». Программу показали по «Первому каналу», и многомиллионная аудитория обратила внимание, что на столе из конфетти и блесток выложены нецензурные слова, обозначающие мужские и женские половые органы. Подленький креатив был залит на официальный YouTube-канал «Вечернего Урганта» и был удален только после многочисленных жалоб.

Громадный удар по русскому языку нанесла индустрия сортирного юмора от Comedy Club. Автор этих строк лет семь назад общался с народным артистом России, знаменитым юмористом Романом Карцевым, который четко указал, откуда в Россию пришла эта телепошлятина. «Сегодняшний юмор – вот все эти „Камеди...“ – пришел из Америки. Я бывал там. Там так черные шутят. Ниже пояса. В зале стоит жуткий хохот. Это смеются тоже черные. Сколько раз я говорил молодым ребятам – возьмите Жванецкого, возьмите старые вещи. Не могут потянуть. И не будут играть. Это очень обидно. Классический юмор исчез. Есть только пошлость», – говорил народный артист.

Есть примеры и в регионах. Не так давно эстафету вульгарности принял министр культуры и туризма Калининградской области Андрей Ермак (вот уж нам повезло с министрами культуры). Продвигая самый западный российский регион на туристическом форуме в Башкирии, калининградский чиновник отметил событие в своем Instagram вызывающим хештегом. Форум проходил на башкирском горнолыжном курорте «Банное», и Ермак сподобился на остроту, выведя хештег #сказочное банное, только написанным слитно. В результате вышла двусмысленность с прочтением словосочетания как матерной фразы. Очевидно, что министр культуры скопировал идею одной модели-инстаграмщицы, которая три года назад, отдыхая на Бали, выложила откровенные снимки с меткой #сказочное бали (также слитно). В итоге неприличный хештег «прославил» девушку до такой степени, что о ней заговорили на федеральном канале «Россия». О такой сомнительной популярности, видимо, мечает и калининградский чиновник.

«ПИПЛ СХАВАЕТ»

Легитимация мата на первом этапе привела к тому, что на нем стала публично разговаривать молодежь. «Сегодня удручает ситуация, когда мимо идет стайка 14-летних девчонок, которые изъясняются только матом. Чему их учат тогда в школе? – комментирует «Совершенно секретно» калининградский прозаик Юрий Крупенич. – Как филолог я полностью не отрицаю мат. В определенных случаях и при некоторых обстоятельствах без него не обойтись. К примеру, на корабле, на стройке. В советское время первые секретари горкомов, райкомов да и обкомов могли матернуться без проблем. Но когда мат выставляется напоказ, когда им бравируют „антиллегенты“ на экране или носят майку с матерщиной, это носит антиобщественный характер».

Писатель привел вопиющий пример – лет десять назад на деньги все того же министерства культуры Калининградской области был выпущен сборник молодых литераторов «Дети подземных ночей», в котором мат в рассказах употреблялся в натуральном выражении, без точек. «Причем, матерщина в этой „нетленке“ исходила из женских уст», – подчеркивает Крупенич (впоследствии Госнаркоконтроль вынужден был изъять из калининградских библиотек «Детей подземных ночей» из-за пропаганды наркотиков. – Прим. ред.).

Зададимся вопросом – чем грозит российской молодежи очередное «окно возможностей» в виде повсеместного употребления мата? Прежде чем ответить на этот вопрос, предлагаю небольшой экскурс в историю поэтапного измельчения русского языка. Первую стадию мы прошли в 1990-х годах сразу после развала СССР, когда с телеэкрана, из магнитофонов и газет на нас хлынула тюремная лексика. На днях, пересматривая детектив «Случай в аэропорту» с великим Сергеем Бондарчуком в роли генерал-майора милиции, я поймал себя на мысли, что, слушая в фильме речи уголовников на допросах, понимаю эти фразы мгновенно, хотя следователь просит не выражаться на блатном жаргоне, а говорить по-человечески. Все эти «лохи» и «братки», «в натуре» и «ништяк» сегодня мы воспринимаем, как составную речь родного языка, не понимая, что это является ничтожным языковым пластом, носителей которого по своим убеждениям и поступкам, упаси Боже, ставить в пример молодому поколению.

Вторая стадия разложения русского языка длится уже два десятилетия – это нашествие англицизмов, которое следует разделить на два типа: тупое копирование на латинице (этим особенно грешат магазинные витрины) и повальная транскрипция на русском, когда, скажем, русское теплое слово «ежедневник» заменяют бездушным и бесполым «планингом». К 75-летию Победы прокуратура начала бороться с англо- и немецкоязычными вывесками на улицах наших городов. Согласитесь, выглядит предательски, когда на Параде Победы в Калининграде легендарный Т-34, штурмовавший Кёнигсберг, грохочет гусеницами, проезжая мимо пивного ресторана с надписью по-немецки: Natürlich, sympathisch, frisch / «Натуральный, приятный, свежий». Это похлеще известного мема «Пили бы „Баварское“». Но меры прокурорского реагирования пока напоминают бой Ивана-Царевича с трехглавым Змеем Горынычем: вместо одной снятой чужеязычной вывески вырастают десять. Бизнес упорно твердит, что «так лучше продается», игнорируя, например, опыт Франции, где тебя власти угробят штрафами, если ты вздумаешь рекламировать свой товар не на французском. И ничего, все в Париже хорошо продается.

Вспоминаю случай из журналистской жизни. Одно время в Калининграде выходил «гламурный» журнал (забыл его название), где каждая рубрика писалась неизменно по-английски. Полистав журнальчик, я сразу наткнулся на слово People (т.е. «люди»), выведенное на полстраницы. А почему, спрашиваю, не по-русски написано? Барышня, ответственная за гламур, отвечает: «Ну что такое лю-ю-ди, прости хосподи?! Базарное слово какое-то. То ли дело пи-и-ипл».

Кульминацией всего этого безобразия, на мой взгляд, служит фраза «Пипл схавает». Тут тебе и англицизм, и феня. Как говорится, сливайте воду, приехали.

КЛОНИРОВАНИЕ ЭЛЛОЧЕК-ЛЮДОЕДОК

Сначала жаргонизмы, затем иностранщина, потом мат. Все это – элементы сознательного уничтожения русского языка. Так считает ветеран калининградской журналистики, известный в регионе телеведущий Александр Корецкий.

«Вспомните наших борцов за свободу слова – Синявского и Даниэля в литературе, Галича в поэзии, Любимова и Эфроса в театре. Все они боролись за право открыто высказывать проблемы, которые их волновали – социальные, политические, нравственные. А сейчас борьба за свободу слова сводится за право материться, показать со сцены зрителю посиневшие от холода голые зады или представить, скажем, Чацкого нетрадиционно ориентированным молодым человеком! – рассуждает в беседе с корреспондентом «Совершенно секретно» Корецкий. – У Жванецкого есть замечательный афоризм: „Свобода! Теперь из каждого угла можно получить по морде“. Так и сегодня, нецензурная вседозволенность является таким ударом, но по менталитету русского человека. Поверьте, как только будет размыт, замусорен русский язык, забыты его традиции и нормы, одна из которых главенствующая – не употреблять мат, то очень легко будет повернуть пустые мозги в нужное русло. Не зря наша классическая литература дает символ такому безмозглому существу – Эллочка-людоедка из «Двенадцати стульев», которая знала всего 30 слов. Сейчас происходит клонирование подобных «эллочек». Заметьте, что все протесты против защиты русского языка от непотребщины активно поддерживается Западом. Есть масса интервью на „Радио Свобода“, где говорится, что табу на мат – это удар по свободе слова. Но, послушайте, если художник не может отразить всего многообразия жизни, не используя мат и голые телеса, то грош ему цена. Искусство никогда не было зеркальным отражением жизни!»

Автора этих строк всегда удивляли диалоги солдат Великой Отечественной на передовой в книгах о войне. Казалось бы, экстремальные ситуации, кровь, смерть, и ты понимаешь, что в такие минуты там стоит мат на мате. Но его не встретишь в нашей классике ни у Шолохова, ни у Распутина, ни у Бондарева. Пробегитесь по страницам незабываемого «Горячего снега»: «Ты мне, Черепанов, лазаря не пой! – кричал в нервной взвинченности Деев, срываясь на отчаянные нотки. – Я что – не понимаю? Сказано – все! Завяжи пупок тремя узлами – и стой! Артиллерия тебя на полный дых поддерживает! Не видишь, а я вижу! Что плачешься – терпи! Стой, как девица невинная, кусайся, царапайся, а держись! Больше не звони с этим! Слышать не хочу!..» Советские писатели умели так насытить речь красноармейцев, что ты, читая, чувствуешь пульс боя и бойцов, но нет и в помине лексической грязи.

Александр Корецкий приводит такой пример: «Очень просто показать в кинематографе смерть. Делай, как в американском кино — побольше мяса и крови. Но это не искусство. Представляете, как, используя голливудские стандарты, можно разгуляться в сцене убийства старухи-процентщицы из „Преступления и наказания“? А вспомните, как этот эпизод снят в кулиджановской экранизации Достоевского. Ты видишь лицо Раскольникова, блестяще сыгранного Георгием Тараторкиным, и оторопь берет: понимаешь весь масштаб вселенской трагедии. И не нужно забрызганных кровью и мозгами стен и потолка. Другой пример, близкий к теме нашего разговора. Когда Андрей Тарковский снимал „Андрея Рублёва“, он хотел, чтобы скоморох пел настоящие частушки того времени. Оказалось, что все они пересыпаны отборным матом. Тогда Ролан Быков, игравший эту роль, написал для своего героя великолепную стилизацию. Получилось настолько органично, что позже историки и филологи просили актера ссылки показать на неизвестный им фольклорный источник».

ДОЖДЕМСЯ ЛИ НОВЫХ ИЛЬФА И ПЕТРОВА?

Возможно ли остановить процесс системного уничтожения нашего «великого и могучего»? Понимают ли федеральные министерства образования и культуры, а также силовики столь глобальную проблему? К сожалению, эксперты «Совершенно секретно» склоняются к пессимистическому прогнозу. Мы переживаем реальное языковое горе: наша молодежь хоть и говорит по-русски, но на смеси мата, жаргона и англицизмов. Если бы американские подростки завтра начали общаться, используя русизмы (к примеру, вместо ok и super, стали говорить и писать – horosho и otlichno), то, убежден, ЦРУ и Госдеп уже заголосили бы о масштабнейшей ментальной катастрофе в США, запросив у Конгресса миллиарды долларов на фактически военную спецоперацию – по борьбе с русификацией. Получается, что нас обыгрывают на глобальной геополитической шахматной доске, внедряя в родную речь молодежи примитив и матерщину, и ставя, выражаясь шахматным же термином, детский мат.

В истории России были две общенациональные языковые чумы. Первая – в начале XIX века, когда российский высший свет разговаривал исключительно на французском (символ тому – первые строчки бессмертного «Евгения Онегина»: Pétri de vanitéil...) Вторая пришлась на начало XX века и была уже связана с германизацией России. Да-да, вы не ослышались. Тогда число немецких колонистов, осевших в деревнях для «экономической стабильности», было велико. Кроме того, при царском дворе и в правительственных структурах Петербурга была непропорционально высокая концентрация немцев (а что вы хотите, если супругу Николая II звали по паспорту Виктирия Алиса Елена Луиза Беатриса Гессен-Дармштадтская). Как русский народ выздоровел от этих двух болезней, мы хорошо знаем. Кровью войн (в результате чего последний из Романовых вынужден был даже переименовать Петербург в русский топоним Петроград).

Конечно, не дай Бог, чтобы мы беззаветно полюбили русский язык, пройдя через горнило новой мировой бойни. Роман Карцев верил, что «все пройдет и вернется назад». «Все-таки в России всегда был осмысленный юмор, начиная с Салтыкова-Щедрина и заканчивая Ильфом и Петровым», – говорил артист. Но есть еще одно немаловажное отличие того времени от нашего: и в XIX, и в XX «заграничностью» бредила именно элита, кастрировавшая таким образом свое языкознание. Русский же народ хранил родную речь. Сегодня русский язык предают как низы, так и верхи.

Хотя проблески есть. В середине февраля стало известно, что артисты МХАТа им. Гoрькoгo обратились в суд на художественного руководителя Эдуарда Боякова, который додумался «обогатить» репертуар театра постановками с использованием ненормативной лексики на сцене. Мхатовцы Алексей Бирюков, Елена Катышева, Юрий Болохов, Ольга Дубовицкая, Андрей Зайков, Екатерина Кондратьева, Антон Наумов отказались от сомнительного счастья материться на сцене, за что поплатились. Бояков занялся примитивной творческой дискриминацией этих артистов. Вот как тут не выматериться. Но только в гримерке.

Авторы:  Андрей ВЫПОЛЗОВ