Илья Сергеевич Глазунов — прожил.
Символично, что последняя выставка его картин закончилась буквально на днях, 2 июля, и не где-нибудь, а в Новгороде Великом. Городе, с которым у Глазунова явно были какие-то особенные, интимные отношения. Что ж, не только человек выстраивает свою судьбу, но и судьба выстраивает человека «под себя».
Особенно если человек — художник.
А уж кем-кем, а художником Илья Сергеевич был подлинным — при всем противоречивом отношении к нему со стороны многих «деятелей культуры». Трудно это отрицать.
Просто потому что художественность в данном случае — отнюдь не набор каких-либо положительных или отрицательных личных качеств, а уровень мастерства. И как раз с уровнем мастерства у Глазунова все было в порядке всегда, и этого не смели отрицать даже те, кто его совершенно искренне ненавидел. Ведь отрицать очевидное — это унижать не художника, а самого себя.
Рожденный в еще довоенном Ленинграде, эвакуированный из окруженного города по «Дороге жизни», Глазунов страшные блокадные годы провел на древней новгородской земле, в деревне Гребло. Война, блокада, эвакуация, смерть родных и, конечно, сама Новгородчина — все это прошло перед мальчишескими еще глазами и не могло не повлиять на своеобразие его художественной вселенной. Это была хоть и изрядно переосмысленная «советскостью», но все-таки эстетика древней Северной Руси.
Дальше очень долго длилась судьба очень одаренного и благополучного советского мальчика. Ленинградская средняя художественная школа. ЛИЖСА им. И.Е. Репина в мастерской замечательного педагога, хранителя традиций знаменитой «школы ваянья» (будущего ВХУТЕМАС) Бориса Владимировича Иогансона, одного из ведущих представителей социалистического реализма в живописи и подлинных мастеров художественного ремесла. Первая «академическая» выставка в ЦДРИ в 26-летнем возрасте, в 1957 году, имевшая, по словам современников, «очень большой и настоящий успех».
Глазунова опекал автор текста советского гимна поэт Сергей Михалков, и дай бог каждому художнику хотя бы тень такого высокого покровителя.
Илья Сергеевич — и ему это постоянно вменяли в вину — был типом «придворного живописца». Можно сколько угодно спорить, какой образ жизни для художника более правильный — путь нищеты, тревог и расстройства рассудка, как у великого безумца Винсента ван Гога, или судьба придворного и благополучного Рафаэля Санти — это все споры не о величии таланта, а всего лишь о выборе жизненных дорог.
Личная художественная трагедия Ильи Сергеевича Глазунова в том и заключалась, что уровню его таланта перестал соответствовать уровень «двора», которому он служил. И разгон выставки в 1977 году, с уничтожением абсолютно советско-имперской по содержанию картины «Дороги войны», — лучшее тому подтверждение.
В остальном же Илья Сергеевич, как говорили, прощаясь с ушедшими, древние римляне, — «прожил». И «прожил» весьма достойно: полный кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством», действительный член Российской академии художеств, обладатель Золотой медали ЮНЕСКО «за выдающийся вклад в мировую культуру».
Глазунов оставил после себя огромное количество работ, о которых еще долго будут спорить, а значит, они уже заведомо пережили своего создателя. А еще — организованный им Всероссийский музей декоративно-прикладного и народного искусства. И самое главное — созданную им Российскую академию живописи, ваяния и зодчества. То есть собственную художественную школу: о большем любой настоящий художник вряд ли способен мечтать.
И с этой точки зрения, уже бессмысленно спорить, как это делают сейчас некоторые современники, хорошим он был или плохим. Глазунов уже в вечности, и там до него не доплюнуть. Уверен, его беспокойная душа «придворного живописца» уже моет кисти и грунтует крупноформатные холсты. А уж какие там он будет использовать краски: цвета серы, огня и крови или золота и небесной лазури — это, к счастью, не нам решать.
Свежие комментарии